Для меня знакомство с рок-оперой как жанром началось в 1973 году на Бродвее, когда я уже работал в Москве – в Театре им.Моссовета. Тогда поездки за границу носили полутуристический, полуделовой характер и каждая из них обставлялась очень сложным инструктажем, особыми требованиями: кого-то выпускали, кого-то не выпускали. Но мне помог ТЮЗ, благодаря которому я отправился в США – на ассамблею международной организации детского и молодежного театра АССИТЕЖ.
Это было, конечно, событие гигантское для нас. И когда мы (то есть советская делегация) приехали в Америку, то встал вопрос о культурной программе. Гид сказал, что на программу у нас предусмотрено по 15 долларов на человека. На эти деньги можно было пойти, например, в Вашингтоне в мюзик-холл "Радио-сити". Но мы отказались, поскольку мечта была попасть на Бродвей. А в это время у нас уже прошли материалы о том, что в США есть такая рок-опера "Иисус Христос суперзвезда", наделавшая немало шуму.
В общем, гид не возражал нашим намерениям (в самом деле, какая ему разница), но когда мы приехали в Нью-Йорк и пошли на Бродвей, то оказалось, что билеты достать невозможно, хотя спектакль идет уже третий год.
Я спросил у гида:
– Скажите, а можно ли что-то предпринять?
– Не знаю. Единственный выход, я думаю, обратиться к продюсеру…
И мы настояли на том, чтобы продюсер нас принял. Была интереснейшая встреча, и в какой-то момент я от имени нашей группы сказал, что мы очень хотели бы попасть на спектакль, поскольку читали о нем еще в Москве. На лице продюсера проступила улыбка радушного хозяина, и он ответил:
– Москва! Великая театральная столица! Я сделаю вам лучшие места в первых рядах.
Мы в ужасе переглядываемся, поскольку первые места стоят 70-80 долларов, а у нас всего 15, положение неловкое. Но я быстро нашелся:
– Вы знаете, мы вам очень благодарны, но дело в том, что мы профессионалы и нас интересует не только то, что творится на сцене – нас интересует и то, что происходит в зрительном зале. Нам очень важна реакция зрителей. В первых рядах у вас сидят дамы в мехах и мужчины в смокингах, но в Советском Союзе такой публики нет. Наш зритель тот, который сидит у вас на галерке и потому, если можете, устройте нам, пожалуйста, билеты в конце зрительного зала.
Ему, как ни странно, это понравилось. Он похлопал меня по плечу и сказал переводчику:
– Это деловой человек. Хорошо, я сделаю дальние места.
И мы, радостные, распрощались.
В антракте я попросил администратора провести меня за кулисы – посмотреть, как всё устроено. И это действительно произвело впечатление. Я даже пластинку оттуда привез, которую первым делом по возвращении решил продемонстрировать в МТЮЗе. Радист включал музыку, а я комментировал сюжет.
Прошел день или два – вдруг мне звонят из другого театра:
– Паш, ну, приди расскажи...
Всем хотелось послушать. Тогда это было в новинку, и о записях рок-оперы никто, понятно, не мог и мечтать. Отправился туда – рассказал, включил пластинку. Следом звонят из третьего театра, но одновременно с этим у меня дома раздается звонок:
– Здравствуйте, Павел Осипович, это говорит Владимир Иванович.
А в каждом театре был свой Владимир Иванович и главный режиссер (а я был главным режиссером) и директор знали, кто курирует наш театр по линии комитета государственной безопасности, потому что он время от времени заходил, о чем-то справлялся или задавал какие-то неожиданные вопросы...
Так вот, наш Владимир Иванович звонит и говорит:
– Вы приехали? Как поездка?
И я понимаю, что это не просто так.
– Хотелось бы с вами повидаться.
– Ну, пожалуйста, я с утра буду в театре.
– Нет. Зайдите вы. У вас ведь завтра запись на радио, на Качалова?
Он откуда-то это знал! Я говорю:
– Да.
– И у вас смена кончается в 6 часов?
– Верно.
– Ну вот, а мы как раз там рядом – на улице Наташи Качуевской. Дом на углу знаете?
– Да, но там нет никакой вывески.
– А вы заходите смело.
Как договорились, после радио иду на улицу Наташи Качуевской, угловой домик (сейчас его уже нет), дергаю за ручку, открывается дверь и за ней оказывается еще одна дверь, на которой прикреплена основательная вывеска "Краснопресненский районный комитет государственной безопасности". Я звоню, он мне открывает – приглашает в кабинет (под потолком висит, разумеется, портрет Дзержинского).
– Ну, как вы съездили?
– Хорошо.
Коротко рассказал, но понимаю, что вызвали меня сюда не за этим. Наконец, Владимир Иванович говорит:
– Всё бы хорошо, но зачем же вы, Павел Осипович, пропагандируете буржуазное искусство?
– В каком смысле?
– Привезли пластинку, читаете лекции...
Я чуть не вскипел. Это не лекции! И как бы не старался держать себя в руках, все равно оправдывался и убеждал гэбиста в исключительно добрых помыслах и желании поделиться с коллегами увиденным. Короче говоря, тогда – в застойное брежневское время, по которому сегодня почему-то многие скучают – нельзя было даже представить, что "Иисус Христос" будет однажды поставлен в нашей стране.
Но шло время. Наступила перестройка и очень робко прозвучала эта мысль: давайте попробуем. У нас есть хорошо поющие артисты. Есть уютный зал "Под крышей" – начнем потихонечку репетировать.
Нашлись энтузиасты. Сережа Проханов (сейчас у него свой театр) работал вторым режиссером. Набрали по конкурсу пластическую группу, очень сильную по тем временам. И так мы стали шаг за шагом осваивать непривычный жанр.
Когда пришло время разучивать ведущие партии, мы поняли, что "Под крышей" нам слишком тесно и перешли на Большую сцену, где 12 июля 1990 года и состоялась премьера.
После премьеры мне говорили:
– Павел Осипович, пройдет один или два сезона и ажиотаж утихнет.
Причины назывались разные: поменяется время, придет новая молодежь, люди перестанут ходить в театры и т.д. Между тем, эти прогнозы не подтвердились. Сейчас у меня часто спрашивают в интервью: в чем секрет? И я говорю, что никакого секрета нет: просто в основе хорошего мюзикла всегда лежит настоящая литература (кто станет оспаривать Библию и Евангелие?) и, конечно, сильный актерский состав. Правда, с годами я вывел еще одну формулу: в каждом из нас живет и Христос, как мысль о прощении, о раскаянии, и в каждом живет Иуда – частица его, и частица Марии – жертвенности. И вот если бы я сейчас переделывал мюзикл, то острее акцентировал бы эту мысль. В этом – смысл. В каждом из нас заложены все начала. Как повернется судьба – от этого зависит, что случится с этим человеком. Какое начало победит.
"Театрал", 30 марта 2020